Беречь и прощать над тех, кто способен принести нам передачу в тюрьму и больницу. Все остальные – приходят и уходят; и, возможно, это милые и добрые люди, и к ним надо хорошо относиться. Но беречь и прощать надо тех, кто точно к нам придет с передачей.
Кого надо прощать и беречь…
И какая разница – допускала ли ошибки в воспитании сына Ахматова, если полжизни потом она хлопотала о его освобождении и простаивала в страшных тюремных очередях с узелком, с посылочкой, сама нищая и затравленная?
И Цветаевой можно все простить – все педагогические ошибки – за то, что она сушила на батареях морковь, дочери в лагерь отправить. Хоть какие-то витамины. И нелепые вопросы в письмах: не надо ли заодно прислать серебряный браслет в тюрьму – тоже можно простить, это неважно.
И необразованная жена Некрасова просиживала у его постели ночи напролет, когда он стонал от боли – превратилась в старуху из цветущей женщины. Но ухаживала за ним до последнего дня.
И один доктор верно сказал: пациенты в больнице ругаются с теми, кто их навещает. И сердятся на близких – редко приходят, не те продукты принесли, не те лекарства. И скучают по тем, кто к ним не приходит, звонят, пишут – ведь повод для ссор есть только у близких людей.
И конфликты чаще всего происходят между близкими. На них и сердимся.
А другим мы и не нужны вовсе; им нравится что-то, что у нас есть, но вряд ли они будут сидеть у одра болезни и слушать наше ворчание. У них свои дела и своя жизнь.
И надо общаться доброжелательно, но тем, кто нас не бросит в трудную минуту, надо все простить. Заранее, оптом и в розницу.
И один писатель попал в тюрьму за свои политические выходки. И там у него было время подумать. И он вот что надумал: он общался с неподходящими женщинами. А в тюрьме оказался нужен родителям стареньким, которые его убеждения не разделяли, но продолжали любить и заботиться. А женщину он отныне выбирал по такому критерию: может она навещать его в тюрьме или нет.
И под старость лет освободился, женился и завел детишек – видимо, нашел то, что надо. А раньше все про красоту писал, про ноги, про грудь… Та грудь хороша, на которую можно припасть в трудную минуту.
И этих людей надо беречь. И все им прощать.
